Астрология

Возникло впечатление, что она хочет выпрыгнуть из рамки, но не может этого сделать, и поэтому портрет раскачивается.
Легко представить, какое впечатление произвело это на суеверного пожилого человека. Он не смог подняться с кресла. Закрыв глаза, он начал кричать. Только через полчаса, а то и позже — Денадье не смотрел на часы — на его крик прибежали вернувшиеся к этому времени из театра жена и дочь…
С тех пор портрет начал подмигивать и качаться каждую ночь. Это сопровождалось нередко стуком в стену в том месте, где висел портрет. По характеру звуков казалось, что они рождаются внутри стены. И ещё одна деталь: обычно вся эта чертовщина происходила именно тогда, когда и жены, и дочери не было дома. В их присутствии портрет вёл себя нормально.
Денадье обратился в полицию. Ночью тайно от всех у него в комнате остался детектив. В урочное время портрет начал качаться и раздался стук. Не смутившийся детектив двинулся к портрету, но в самый неподходящий момент он обо что-то споткнулся, упал и вывихнул себе ногу. Тогда убеждённость, что в этом деле замешана нечистая сила, стала всеобщей. Полиция отступилась. Денадье был предоставлен своей судьбе и „нечистой силе“.
Тогда-то я и заинтересовался этим случаем, узнав о нём из газет… Префект парижской полиции порекомендовал меня Денадье. Тайно ото всех я остался в его комнате в первый же вечер; несчастный человек был близок к сумасшествию, но не соглашался снять портрет своей первой жены. Несмотря на свою повторную женитьбу, он свято хранил память о ней. Откладывать дело было нельзя, уже завтра могло быть поздно. Бедный Денадье мог сойти с ума или умереть от страха каждую минуту. Он сообщил мне, что в доме никого нет: жена и дочь уехали в театр. Всё способствовало тому, чтобы таинственное явление произошло.
Мы выключили свет. Я сразу же почувствовал, что вилла отнюдь не пуста. Очень скоро я понял, что в соседней комнате — комнате дочери — кто-то есть. И почти тотчас же раздался стук в стену. Одновременно я увидел в слабом свете лунных лучей, падавших в окно, что портрет качается. Честно сказать: это было довольно зловещее зрелище. Обмякший Денадье, неспособный пошевелить ни одним членом, бессильно лежал в кресле…
Очень осторожно, пробираясь на цыпочках вдоль стенки, чтобы не оказаться в положении вывихнувшего ногу детектива, я пробрался к двери и вышел в коридор. Затем я подошёл к соседней двери в комнату дочери и постучал в неё. Стук в стенку комнаты Денадье сразу прекратился. Очень настойчиво я постучал снова и, сильно нажав плечом, открыл дверь. Сорванная задвижка, звякнув, упала на пол, в комнате на кровати лежала молодая женщина. Она делала вид, что только что проснулась.
— Вы же в театре, мадемуазель, — сказал я. — Как вы очутились здесь?..
Я следил за лихорадочной путаницей её мыслей, читая их. Через несколько мгновений мне стал ясен весь тайный механизм преступления.
Дочь и мачеха, оказывается, давно уже нашли общий язык. Обеих не устраивал тот скромный образ жизни, который вёл сам Денадье и который вынуждены были вести и они. Обе молодые женщины мечтали овладеть миллионами банкира и избрали показавшийся им наиболее лёгким и безопасным способ: довести старого, больного человека до сумасшествия. Для этого был сконструирован тайный механизм, приводивший в движение висевший в комнате Денадье портрет. Я испытал истинное наслаждение, когда префект в эту же ночь по моему телефонному вызову прислал полицейских и обе преступницы были арестованы».
Лучше всего, по словам самого Мессинга, он чувствовал судьбу человека, которого встречал первый раз в жизни, или даже не видел совсем, только держал какой-либо принадлежавший этому человеку предмет, в то время как рядом думал о нём родственник или близкий человек.
Однажды, в 1930-е годы, в Польше к Мессингу пришла на приём молодая женщина, пришла как к человеку, умеющему читать мысли, узнавать то, что скрыто от других.
Она достала фотографию мужчины, несколько моложе её по возрасту, имеющего явное родственное сходство с ней.
— Мой брат, — объяснила она Мессингу. — Два года назад уехал в Америку. За счастьем. И с тех пор — ни единого слова. Жив ли он? Можете вы узнать?
Мессинг посмотрел на карточку брата женщины. И вдруг увидел его словно сошедшего с этой карточки, живого, в хорошем костюме. Мессинг сказал:
— Не волнуйтесь, пани. Ваш брат жив. У него были трудные дни, сейчас стало легче. Вы получите от него письмо на тринадцатый день, считая сегодняшний.
Женщина ушла и, как водится, рассказала обо всём соседям. Пошла молва, дошла она и до газетчиков. В печати начался спор: ошибся Мессинг или нет? На тринадцатый, предсказанный им, день в этом местечке собрались корреспонденты чуть ли не всех польских газет. Письмо из далёкой Филадельфии пришло с вечерним поездом…
Об этом факте писали многие польские газеты. Это была одна из сенсаций.
Был в практике Мессинга и один ошибочный случай предсказания судьбы человека. Впрочем, не совсем ошибочный. Вот как он сам вспоминает об этом:
«Дело было опять-таки в Польше. Ко мне пришла совсем немолодая женщина. Седые волосы. Усталое доброе лицо. Села передо мной и заплакала…
— Сын… Два месяца ни слуху ни духу… Что с ним?
— Дайте мне его фото, какой-нибудь предмет его… Может быть, у вас есть его письма?
Женщина достала синий казённый конверт, протянула мне. Я извлёк из него написанный листок бумаги с пятнами расплывшихся чернил. Видно, много слёз пролила за последние два месяца мать над этим листом линованной бумаги.
Мне вовсе не обязательно в таких случаях читать, но всё же я прочитал обращение „Дорогая мама!..“ и конец „твой сын Владик“. Сосредоточился. И вижу, убеждённо вижу, что человек, написавший эти страницы, мёртв…
Оборачиваюсь к женщине:
— Пани, будьте тверды… Будьте мужественны… У вас много ещё дел в жизни. Вспомните о своей дочери. Она ждёт ребёнка — вашего внука. Ведь она без вас не сумеет вырастить его…
Всеми силами постарался отвлечь её от заданного вопроса о сыне. Но разве обманешь материнское сердце? В общем, наконец я сказал:
— Умер Владик…
Женщина поверила сразу… Только через полчаса ушла она от меня, сжимая в руке мокрый от слёз платок…
Я было забыл уже об этом случае: в день со мной разговаривали, просили моей помощи, советовались три-четыре человека. И в этом калейдоскопе лиц затерялось усталое доброе лицо, тоскующие глаза матери, потерявшей сына… И, конечно же, сейчас я не смог вспомнить о ней, если бы не продолжение этой истории…
Месяца через полтора получаю телеграмму: „Срочно приезжайте“. Меня вызывают в тот город, где я был совсем недавно.
Приезжаю с первым поездом. Выхожу из вагона — на вокзале толпа. Только ни приветствий, ни цветов, ни улыбок — серьёзные, неприветливые лица.
Выходит молодой мужчина:
— Вы и есть Мессинг?
— Да, Мессинг это я…
— Шарлатан Мессинг, думаю, не ожидает от нас доброго приёма?..
— Почему я шарлатан? Я никогда никого не обманул, не обидел…
— Но вы похоронили живого!..
— Я не могильщик…
— И чуть-чуть не загнали в гроб вот эту женщину… Мою бедную мать…
Смутно припоминаю её лицо, виденное мной. Спрашиваю:
— Всё-таки кого же я заживо похоронил?
— Меня! — отвечает молодой мужчина.
Пошли разбираться, как это всегда в таких случаях было в еврейских местечках, в дом к раввину. Там вспомнил всю историю.
— Дайте мне, — прошу женщину, — то письмо, что вы мне тогда показывали.
Раскрывает сумочку, достаёт. В том же синем конверте, только пятен от слёз прибавилось.