Астрология

Всё это вместе взятое вызывало справедливое негодование правящего класса, и в императорском окружении против Распутина возник заговор. Его инициаторами были князь Феликс Юсупов, муж племянницы императора, Владимир Пуришкевич, депутат IV Государственной думы, известный своими ультраконсервативными взглядами, и великий князь Дмитрий Павлович, двоюродный брат императора. Кроме того, по одной из версий, в убийстве «старца» принимали участие доктор Лазаверт и поручик Сухотин.
29 декабря 1916 года они пригласили Григория Распутина во дворец Юсупова для встречи с племянницей императора, известной петербургской красавицей. По широко известной версии Юсупов и Пуришкевич угостили «серого кардинала» пирожными и мадерой, густо сдобренными цианистым калием, а на десерт, видимо, вместо фруктов, — ещё и пулями (существует также версия, что спустя двадцать лет, в 1936 году, доктор Лазаверт признался, что вместо цианистого калия подсыпал Распутину аспирин). После убийства тело Григория отвезли на Малую Невку и сбросили в воду. Через сутки оно было обнаружено и после судебно-медицинского исследования захоронено в Царском Селе. Позднее Временное правительство приказало эксгумировать тело Распутина и сжечь его, что и было сделано в котельной Политехнического института.
Сегодня вокруг личности и судьбы Распутина вновь разгорелись страсти. В частности, есть версия, что Юсупов и другие русские заговорщики были только исполнителями замысла, родившегося в кабинетах британской разведки. Автором этой сенсации является Ричард Каллен — в прошлом высокопоставленный сотрудник Скотленд-Ярда. Этой же версии придерживается историк спецслужб генерал-лейтенант Александр Зданович. Об этом же говорят недавно рассекреченные документы из архива ФСБ.
Как известно, Распутин настраивал Николая II на сепаратный мир с Германией. Это было крайне невыгодно Англии, и она умело использовала в своих целях заговор Юсупова—Пуришкевича. Зданович считает, что кроме Юсупова в Распутина стрелял ещё один человек, заранее предупреждённый князем о надвигающихся событиях. Этот человек — британский офицер, вероятно, наблюдал из какого-то укромного места за развитием событий и, видя, что раненый Распутин вскочил и побежал, выстрелил в свою очередь. Именно его выстрел оказался смертельным. Как предполагает Александр Зданович, это был товарищ Юсупова по колледжу британский офицер Освальд Райнер.
На сохранившихся в архивах британской разведки фотографиях мёртвого Распутина на его лбу отчётливо видно отверстие от третьей пули. Специалисты считают, что, судя по точности выстрела, это дело рук профессионального убийцы. Роковой выстрел был произведён с близкого расстояния, а Пуришкевич стрелял издалека и сзади, Юсупов же — в спину. Кроме того, отверстия от пуль разного размера, и они, как определяют судебные медэксперты, сделаны из разных пистолетов.
Говорят, что Распутин заранее предвидел свою гибель; за неделю до убийства он написал и отправил царю завещание: «Дух Григория Ефимовича Распутина Новых из села Покровского. Я пишу и оставляю это письмо в Петербурге. Я предчувствую, что ещё до первого января (1917 г.) я уйду из жизни. Я хочу Русскому Народу, папе, русской маме, детям и русской земле наказать, что им предпринять. Если меня убьют нанятые убийцы, русские крестьяне, мои братья, то тебе, русский царь, некого опасаться. Оставайся на троне и царствуй. И ты, русский царь, не беспокойся о своих детях. Они ещё сотни лет будут править Россией. Если же меня убьют бояре и дворяне, и они прольют мою кровь, то их руки останутся замаранными моей кровью, и двадцать пять лет они не смогут отмыть свои руки. Они оставят Россию. Братья восстанут против братьев и будут убивать друг друга, и в течение двадцати пяти лет не будет в стране дворянства. Русской земли царь, когда ты услышишь звон колоколов, сообщающих тебе о смерти Григория, то знай: если убийство совершили твои родственники, то ни один из твоей семьи, т.е. детей и родных, не проживёт дольше двух лет. Их убьёт русский народ. Я ухожу и чувствую в себе Божеское указание сказать русскому царю, как он должен жить после моего исчезновения. Ты должен заботиться о твоём спасении и сказать твоим родным, что я им заплатил моей жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых. Молись, молись. Будь сильным. Заботься о твоём избранном роде. Григорий».
ГЕОРГИЙ ГУРДЖИЕВ,
КАЛИОСТРО XX ВЕКА
(По материалам С. Дёмкина)
В конце 10-х – начале 20-х годов XX века он пронёсся подобно метеору по мировому небосклону, оставляя за собой яркий, а местами скандальный след. Даже при мимолётном знакомстве люди сразу обращали внимание на его глаза: как два чёрных бриллианта они горели дьявольским огнём, повелевая беспрекословно повиноваться этому человеку. Близко знавшие его люди шёпотом говорили, что при желании он может заставить любого делать то, что нужно ему — Гурджиеву. В качестве доказательства приводили особенно яркие случаи. Рассказывали о некой петербургской красавице, блиставшей при дворе, многочисленные поклонники которой спешили выполнить малейшую её прихоть. Он же сделал эту женщину своей рабой.
А нефтяной магнат, армянин, под влиянием наставлений своего «учителя» перевёл на его имя весь свой капитал, а сам отправился странствовать по Востоку нищим дервишем.
Под влиянием гуру оказался и русский писатель-мистик Пётр Успенский. Поговаривали, будто бы в своих книгах «Разговоры с дьяволом» и «Внутренний круг» он лишь безропотно изложил навязанные ему далеко не безобидные мысли о каббале, магии, алхимии, астрологии.
…И наконец, этот восточный деспот, как говорится, в одночасье сгубил новозеландскую писательницу Кэтрин Мэнсфилд, «полугениальную-полусвятую», красивую и чистую женщину, попавшую под его магическое влияние.
Видный российский государственный деятель Василий Витальевич Шульгин, оказавшийся в 1920 году в эмиграции в Константинополе, позднее так описывал своё знакомство с этой безусловно незаурядной личностью:
«— Какой он национальности? — спросил я факира.
— Неизвестно.
— На каком языке говорит?
— На всех.
— Возраст?
— На вид лет сорок. Но, говорят, ему за двести.
— Чудеса в решете.
— Чудеса. Он читает письма, не распечатывая конвертов.
— Ясновидец?
— По-видимому.
— На какие средства он живёт?
— Его ученики ему платят.
— Значит, у него школа?
— В древнем смысле. Как у греческих философов».
После этого заинтригованный Шульгин попросил познакомить его со столь загадочным господином.
«Ярко освещённый зал с колоннами. Паркеты сияли. Они переходили в невысокую эстраду, — рассказывает он. — Рояль чернел в углу у белых колонн. На этой эстраде, на обыкновенном венском стуле, заложив ногу за ногу, сидел человек в чёрном пиджаке. Больше никого не было.
— Гюрджиев, — шепнул мне мой факир.
И он стал подводить меня к руководителю „Гармонического развития человека“ с такими манерами, как будто мы приближались к коронованному лицу. Меня это сначала рассмешило. Венский стул мало походил на трон.
Человек, сидевший на низенькой эстраде, соблюдал неподвижность, не делая никаких движений. Но он пристально смотрел на нас, подходящих к нему, собственно — на меня, так как моего спутника-факира он уже знал. Я видел его глаза. Они незабываемы. Горящие глаза. Как у богатых караимов, державших в Киеве табачные лавочки».
Фамилию этого человека пишут по-разному: и Гюрджиев, и Гурджиев, и даже Гарджиеф. Впрочем, это не так уж и важно. Любопытно другое. В своё время о нём было написано изрядное количество книг, в основном русскими эмигрантами за рубежом.